На юбилейном XXV-м Международном театральном фестивале в ТЮЗе имени А.А. Брянцева режиссер и хореограф Егор Дружинин представил премьеру спектакля «Русский регтайм». Эта постановка ярко и эпатажно завершила программу фестиваля.
Мы встретились с Егором за час до спектакля, чтобы поговорить о работе над спектаклем и о творческих взглядах режиссера.
Егор, Вы впервые представляете свою постановку в рамках фестиваля ТЮЗа. Что вы ждете от премьеры?
Это не моя инициатива, это инициатива компании «Арт-партнер», которая отвечала за все, что связано с постановкой нашего балета. Я не имею ничего против того, чтобы показать спектакль в Петербурге, тем более, на сцене, которая для нас важна, особенна, в чем-то основная, потому что это та сцена, на которой мы росли, танцевали и играли. Поэтому мне кажется, что это замечательное стечение обстоятельств, иметь возможность показать в рамках фестиваля наш большой балет «Русский регтайм»
Егор, Вы родились в Петербурге, и, наверняка, как зритель посещали в детстве спектакли этого театра, до того, как начали выступать на сцене ТЮЗа?
Я родился в Ленинграде. До 9-10 класса в ТЮЗе не бывал, хотя от папы, артиста театра Комиссаржевской, и от мамы, тоже актрисы знал, что ТЮЗ – это театр особенный, он тогда гремел. Это были времена Зиновия Корогодского, афишами ТЮЗа был обклеен весь город. Когда я сам начал готовиться к поступлению в театральный институт, у меня было две опции: в том году курс набирали Тамара Михайловна Абросимова – актриса театра Комиссаржевской и Андрей Дмитриевич Андреев, художественный руководитель Ленинградского ТЮЗа. Я прошел консультации и туда, и туда, но потом, со временем, остановился на курсе Андреева. Андрей Дмитриевич был очень благосклонен, запомнил меня еще с консультаций. Так я начал свое обучение.
Практически все наши прикладные занятия проходили здесь, в этом здании. Со второго курса мы уже начали играть на сцене ТЮЗа, нас потихонечку вводили на самые простые роли. Начиная со второго курса и потом еще год после выпуска, мы играли в этом театре. Я был одним из немногих, кому перед тем, как уйти, предложили главную роль. Буквально в соседнем кабинете (интервью в кулуарах ТЮЗа — ред.) состоялся наш разговор с Андреем Дмитриевичем. Он был удивлен тем, что я, в связи с тем, что мне хотелось заниматься хореографией, решил поехать учиться в Америку. У меня возникла такая возможность, и ею нужно было воспользоваться именно в тот момент.
Когда приехал обратно, ТЮЗ предложил моей супруге, которая тоже была ученицей Андрея Дмитриевича, вернуться в театр. Но мы решили, что в одну и ту же воду входить не стоит, при том, что Вероника проработала в этом театре гораздо больше, чем я, и переиграла множество ролей, была в театре на очень хорошем счету. Сегодня она вновь выйдет на подмостки этого театра, и я надеюсь, что ее однокурсники, ее мастер вновь посмотрят на нее в деле.
Вот так строились мои взаимоотношения с нашим замечательным театром.
О чем повествует балет «Русский регтайм»?
Русский регтайм – это история утопическая, размышления на тему того, как бы развивалось наше общество, если бы не было Октябрьской революции.
Жанр — балет-дефиле, потому что в этой истории костюм играет особенное значение. Мы ни в коем случае не погружаемся в социальные или политические дебри – как развивалось бы общество в этом плане, нас не интересует. Нас интересует исключительно человеческая составляющая. Это один день из жизни города Петербурга или Москвы… Городской парк, куда приходят представители высшего, или, может быть, среднего общества, которые знакомы друг с другом, обмениваются новостями, здороваются друг с другом, проводят вместе время. Так или иначе, среди них появляются люди незнакомые. Какие впечатления у них друг от друга, возникают ли увлеченности, или наоборот, поводы для раздражения, как преодолеваются препятствия во взаимоотношениях, до какой степени эмоциональности могут дойти люди, которые вдруг оказались в ситуации любовного увлечения, мы как раз и наблюдаем. Все это объединено музыкой в стиле регтайм, потому что в нашей утопии, в нашей фантазии эта музыка вполне могла бы быть эквивалентом популярной музыки, если бы не те исторические катаклизмы, о которых я упоминал.
На Ваш взгляд, какие основные моменты были бы выстроены иначе, не будь Первой мировой войны и Октябрьской революции?
Я не знаю, потому что я не социолог. Я думаю, наверное, что, если бы не было революции, мы бы остались в монархии. Возможно, в конституционной монархии, значит, были бы сословия, табели о рангах. Были бы представители высшего общества, представители рабочего класса, представители среднего класса буржуазии, представители купеческого сословия. Соответственно, между этими слоями общества, наверное, сохранялись бы формальные отношения, взаимопроникновение. Я уверен, что, с одной стороны, общество было бы гораздо более формализировано, а с другой стороны, оно было бы, видимо, гораздо более образовано, потому что оно бы жило в представлениях о соответствии. Для того, чтобы вращаться в высшем обществе, нужно было бы иметь определенного рода образование, помимо образования в естественных науках – музыкальное, танцевальное… Соответственно, наверное, мы бы по-другому держались, по-другому говорили бы, общались, иначе приветствовали друг друга, по-другому прощались. Наверное, были бы иные традиции. Сейчас мы находимся в том обществе, которое было разрушено «до основания, а затем…» А затем ничего не произошло. Сейчас многие думают о том, как нам сформулировать национальную мысль. Мне кажется, национальная мысль проста: «Нужно восстановить то, что было потеряно». И дальше идти с высоко поднятой головой, развиваясь, к новым свершениям. Невозможно идти к новому, если ты отрицаешь старое.
Мы живем в Петербурге, в городе, который был построен на 80-90% до революции, до второй Мировой войны, и мы до сих пор это эксплуатируем, до сих пор живем в этих домах, пользуемся тем, что нам оставили наши предки. Строили хорошо. Давайте восстановим то, что они построили, отреставрируем, и научимся сами строить не хуже. Я думаю, что как минимум это, в хорошем смысле слова, нам могло бы грозить.
На Ваш взгляд, в современном обществе какие сильные и слабые стороны?
Этот вопрос не по адресу, потому что я всего-навсего хореограф и ни в коем случае не социолог. Я наблюдаю за тем, что происходит, я мечтаю о том, что может произойти, реагирую на то, что происходило. Как художник, все мои прогнозы и комментарии я отражаю исключительно в своих работах. Поэтому, говорить о них еще и устно, мне кажется излишним.
Тем не менее, искусство влияет на зрителя, развивает душу. О чем сегодня нужно говорит со сцены?
Слава Богу, искусство не нуждается в направлениях и векторах. Везде, где включаются подобного рода флюгеры, сразу же начинаются проблемы. Я могу вам сказать только о том, о чем лично мое мнение. Я не считаю, что кто-то другой должен делать также. Мне хочется обращать внимание человека на человека, потому что… это удивительно, вот мы с вами, например, сейчас общаемся, и, если я вдруг сейчас сяду рядом и начну наблюдать за нашим с вами общением, я очень многое пойму о себе, глядя на себя со стороны. Более того, будут какие-то вещи, которые меня самого неприятнейшим образом удивят. И это как раз и будет стимулом к работе над собой, к какому-то желанию развиваться, становиться лучшим человеком, чем ты есть. Когда мы смотрим на ситуацию изнутри, у нас есть собственное мнение, оно касается всех, кроме себя. Мы никогда не бываем объективными по отношению к себе. Как только мы смотрим на себя со стороны, мы сразу же очень многое понимаем. Если у зрителей есть возможность проецировать персонажей и историю, рассказанную со сцены, на самого себя, происходит мощнейшая работа. Воспитанный человек, стремящийся к совершенству, человек, который привык ходить в театр и обладающий эмпатией, обогатится благодаря этому опыту. И эмоционально, и интеллектуально. Я, безусловно, не претендую на педагогическую роль в спектаклях. Я просто стараюсь рассказывать истории. Но если в результате кому-то станет интереснее жить, я буду очень рад. Значит, моя работа приносит положительный результат.
Режиссеры часто говорят о том, что ставят зрителям вопрос или наоборот отвечают на какие-то вопросы. Ваши спектакли обращают внимание зрителя на самих себя, верно?
Это неизбежно. Каждый персонаж, к которому ты испытываешь интерес, как минимум, делает две вещи: либо как-то тебя эмоционально преображают, либо, еще к тому же, заставляет тебя делать какие-то выводы. Чаще всего это происходит в диалоге с самим собой: «А я как бы поступил в этой ситуации?», «А я сам ведь ловлю порой себя на мысли, что поступаю также»
Почему нам нравится Достоевский? Потому что Достоевский – прекрасный психолог. Его архетипы абсолютно достоверны. Мы понимаем, мы узнаем в ком-то из героев себя. Нет ни одного романа, ни одной новеллы, в которой в ком-то из персонажей мы бы не узнали себя. То же самое происходит в спектакле. Или в кино.
Петербург встречает фестиваль ТЮЗа Брянцева уже 24-й год. На Ваш взгляд, насколько это событие знаковое для культурной жизни города?
Мне очень сложно судить. Чтобы дать ответ на этот вопрос, нужно знать, как фестиваль жил все это время. Я, к сожалению, не будучи участником этого фестиваля, живя в Москве практически с 2000-го года, такой возможности не имел, поэтому, могу быть необъективен. Но, глядя на программу, которая представлена в этом году, уверенно могу назвать этот фестиваль знаковым событием.
Вы сами, как зритель, любите посещать спектакли коллег?
Я посещаю спектакли коллег. Люблю я это делать или нет… в последнее время такой вопрос себе даже не задаю. Ходить надо. Потому что, во-первых, многие интересуются моим мнением, во-вторых, я тоже хочу иметь возможность формировать некий кругозор, который касается профессии. Мне нравится многое из того, что делают мои коллеги. Что-то, бывает, меня беспокоит, волнует, не устраивает; где-то, в каких-то спектаклях, поднимаются темы, о которых еще раз высказываться на своем материале не имеет смысла. Поэтому очень полезно оглядываться по сторонам и держать глаза раскрытыми. Но, с другой стороны, я не перебарщиваю, не бегу на каждый спектакль, на каждое представление. Посещаю работы коллег умеренно. Потому что, во-первых, если бы я ходил на все спектакли, то у меня не было бы времени ставить свои собственные, а во-вторых, потому что, наверное, мне хочется оставить за собой право воодушевляться какими-то вещами, которые могут вдохновлять и меня, и коллег. К тому же, если я не видел работы коллег , у меня не возникает ощущения, что я весь обложен красными флажками: туда нельзя — это уже сделали, туда нельзя- это уже поставили, эту тему уже подняли… Незнание иногда — сила, потому что дает возможность свободно фантазировать, размышлять, создавать в соответствии со своим видением, не ограничиваясь.
Какой жанр Вам ближе?
Я всегда стараюсь работать в тех жанрах, в которых я еще не был. Балет, как форма, по большому счету — это мой первый опыт. До этого я работал с Илзой Лиепа в ее бенефисном балете «Город без слов». Это была одноактовка, достаточно коротенькая, примерно на 30 минут. Мы показывали ее в Большом театре. Позже я много работал с балетными танцовщиками, особенно в современной хореографии, ставил для них номера, отрывки, зарисовки, фрагменты, но большой балетной формы в моем опыте еще не было. И вот теперь, наконец, она появилась. У меня были пластические спектакли, мюзиклы. После «Регтайма» мы провели лабораторию в театре имени Елены Образцовой, где как раз готовились к будущей постановке: мы хотим создать пластический спектакль в кукольном театре, где куклы в человеческий рост взаимодействуют с живыми исполнителями. Насколько я знаю, до нас никто этого не делал.
«Русский регтайм» — не самый обычный балет, потому что здесь, помимо танцовщиков из труппы Большого театра, из труппы Станиславского и Немировича — Данченко, есть еще ребята, которые танцуют только современный танец и даже уличные направления. И то, как это все уживается на музыкальной территории регтайма, очень интересно. Эта музыка дает возможность и в одном жанре существовать, и в других.
Есть ли еще большие мечты или в принципе, все уже свершилось?
Нет, конечно, еще есть много того, чем хотелось бы заняться, и, слава Богу, у меня нет никакого желания побеждать количеством. Все-таки качеством. И, главное, сохраняя интерес, в первую очередь для себя. Потому что я знаю, что если мне неинтересно, то я работаю, делаю качественно, но у меня у самого эта работа не вызывает живого отклика. Я стремлюсь к работе на стыке жанров, мне интересно делать то, что до меня никто не делал. Вне зависимости от того, как прореагирует пресса или театральное сообщество. Зритель – да. Зритель меня очень интересует. Все, что я делаю – я делаю для зрителя и для себя, для ближнего круга, который, в итоге, тоже является зрителем, просто они меня знают чуть больше. И для дальнего круга, для тех людей, которых я не знаю. Мне приятно признание друзей, товарищей, знакомых, коллег, но, если кто-то на улице останавливает и говорит, что видел мой спектакль и он очень понравился – мне не менее приятно, не скрою.
Мне нравится ставить один, максимум два спектакля в сезон. Я не хочу больше, люблю работать с толком, с чувством, с расстановкой, спешить не люблю.
Не так давно наши читатели устроили полемику по такому вопросу: когда зритель выходит из зала, абсолютно ничего не поняв — это вопрос к режиссеру или к образованности зрителя?
В первую очередь – к режиссеру. К образованности это не имеет никакого отношения, потому что это не предмет осведомленности, это предмет драматургии. В драматургии должно быть все ясно. На уровне сценария и на уровне того, как режиссер этот сценарий использует, хочет ли он быть в диалоге со зрителем, интересует ли его то, что по этому поводу думает зритель. Очень многие современные режиссеры работают для себя или для коллег, поэтому зритель зачастую остается без режиссерского внимания. Я уверен, что эти люди могли бы делать спектакли, которые я называю «человеческими», но сейчас такие тенденции в театральном искусстве. И постепенно публика уже начинает к этому привыкать. Более того, у нас публика делится на три категории – это общая публика, которая бывает в театре крайне редко, может быть, раз — два в год, есть публика, которая бывает в театре чаще – 3-4 раза в год, а есть публика театральная, которая ходит, как на работу, бывает несколько раз в месяц. Это уже знатоки, ценители, судьи, люди, которые ходят, чтобы сформировать свое суждение и им поделиться. Для этой публики режиссеры часто принимают, на мой взгляд, самые необычные сценические решения. Именно эту публику любят шокировать, баловать, оставлять в растерянности и недоумении для того, чтобы потом насладиться эффектом.
Мне сложно судить, потому что я якобы знаю о том, что есть такие режиссеры , такие работы и такой подход, но это не мой театр, не уделяю этому внимания, не разбираюсь, поэтому могу быть субъективен. Объективным можно быть тогда, когда ты эти спектакли изучил. Я не хочу их изучать, мне есть, чем заниматься.
В чем Ваше вдохновение?
Во всем! Погода, люди, которые меня окружают, обстоятельства. Мне кажется, что наблюдательный человек всегда найдет повод для вдохновения.