Создатели спектакля «Первая любовь», премьера которого прошла в ТЮЗе имени А. Брянцева, проявили известную смелость, замахнувшись на автобиографичную одноименную повесть Ивана нашего Тургенева.
Книга, конечно, входит в список рекомендуемых для чтения по школьной программе, но попробуй, заинтересуй нынешних школяров страданиями шестнадцатилетнего юноши по капризной, избалованной барышне! Перевести язык неспешного внимательного повествования повести на лаконичный и четкий язык театрального действа без потерь удается далеко не всем. Кроме, того, это история настолько личная, причинившая столько боли семье самого автора, что остается только удивляться решимости Тургенева предать ее огласке практически без купюр.
Однако в ТЮЗе задумались основательно: за адаптацию взялась драматург и сценарист Анна Гейжан, человек именно этому театру не чужой: не далее, как в прошлом году Анна стала победителем драматургического конкурса «ПЬесочница» III Межрегионального детского театрального фестиваля «Б’АРТ’О», состоявшегося в ТЮЗе. Словом, здесь знали, кого приглашать. Помогла также деликатно упомянутая в презентации ремарка «по мотивам» — и вот уже славные обладатели «пушкинской карты», не отрываясь, следят за перипетиями сюжета, плотно помещенного в час сорок пять театрального действа, где надо — замирая, где надо — веселясь от души. Упомянутые страдания молодого человека воспринимаются именно так: с добродушным сочувствием и снисходительным вниманием быстро взрослеющих ныне подростков. Добавлю от себя – любительницы русской литературы Золотого века и творчества великого Чехова: отсыл к Антону Павловичу оказался весьма уместным и действенным. Однако чайка – символ свободы и возвышенной мечты трансформировался в весьма мистического ворона, в изобилии наводняющего действо в нужных местах – но это уже другая птица и другая история: история хранителя тайн бытия и восстановителя экзистенциальной справедливости, что, собственно, мы и увидим. А слугу Фирса, забытого в финале «Вишневого сада», заменил уютный и такой же ворчливый Жан-Жак (прекрасный заслуженный артист РФ Сергей Жукович), персонаж, лишь вскользь упоминаемый в первоисточнике, но так уместно присутствующий в барском доме. Сварливо сетующий на плохой французский отлынивающего от учебы барчука, заботливо таскающий за ним ночной горшок и так же забытый отъехавшими господами.
Впрочем, эти изыски так хорошо вписались в действо, что практически незаметны ненатренированному глазу, а что заметно? Режиссером-постановщиком спектакля стала Галина Зальцман, обладательница Российской Национальной Премии «Золотая Маска» и Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит». По ее словам, «хотелось перевести повесть Тургенева на язык современности. Это история трагической любви и история взросления молодого человека. Даже став старше, он не может забыть о ней. Но его воспоминания — это не то, что было на самом деле. То, что было и то, что мы помним — разные вещи…» И самые разновозрастные зрители сердечно этот язык понимают, принимают, соучаствуют и сопереживают. Ибо картинка сразу, с первой минуты радует глаз. А воспоминания охотников на привале – забавный ассоциативный отсыл к художнику Перову — только что спасших от петли очередного несчастного влюбленного, бьющегося в конвульсиях, напоминающих опереточные страсти, так же одномоментно вводят нас тот самый мир первой влюбленности, испытать которую суждено каждому с потерями той или иной степени глубины.
Столь же легко мы переносимся в давнее лето, последнее лето мальчика Володи – с первой любовью, переворачивающей его мир, он становится взрослым. Как все наши воспоминания это лето предстанет отдельными картинками в его памяти, запомнившимися, скорее, по тем эмоциям, с которыми они связаны, нежели с местом действия. Потому пушистые метелки густых камышей, через которые лихо перемахивает Володя, торопясь увидеть обожаемый предмет своего юношеского пыла, заполонили и старую дачу, которую сняла его семья, как во сне стерев границы между реальностью и воспоминанием. А лаконичность декораций выделила лишь те предметы, с которыми опять же связаны переживания Володи. Кровать, на которую его так бережно укладывает заботливый ворчливый Жан-Жак, и на которую он бурно падает, страдая от капризов чаровницы Зиночки к вящему веселью юных зрителей. Стол, за которым его родители неукоснительно соблюдают ежедневный автоматический ритуал поглощения пищи – именно так, ну, и по мелочи, пара стульев, которые в темпе таскают на сцену расторопные лакеи.
Пусть простит меня Иван Сергеевич, но скажу опять-таки словами незабвенного Чехова, в которые уложилась суть постановки: «Как все нервны! И сколько любви…» Любят и безумствуют здесь все. Гипертрофированно от невостребованности и задушенного избытка нежности мама Володи (Янина Бушина), за мнимым равнодушием и автоматизированно четким существованием плохо скрывающая боль человека, которого не любят. Володя (великолепный, невероятно пластичный Богдан Коршунов), бурно проживающий «проклятое лето» своего расставания с детством, со страхом и мучительным сомнением открывающий дверь во взрослую несправедливую жизнь. Его равнодушный по виду отец (Денис Гильманов), расплачивающийся за свой брак по расчету, именно в это лето вдруг решивший запоздало наверстать то, что так обидно было упущено когда-то. Зиночка (Ирина Волкова), очаровательный, притягательный центр страстей, вокруг которого вращается в нервном вальсе свита воздыхателей – пафосный пустобрех граф Малевский (Александр Бобровский), доктор Лушин (Никита Остриков) – как и все доктора, любитель поучить неразумную молодежь и бравый гусар Беловзоров (Иван Стрюк) – ему отдельное спасибо за виртуозную сценку с предполагаемым котенком — в общем, очень схожий в своей комичности с персонажем народных анекдотов про поручика Ржевского. Так вот Зиночка – по молодости своей еще податливая на искренние чувства, но в общем, уже проявляющая те качества, что так манят и отравляют существование именно подростков с их неустойчивым миром чувств и неокрепшей броней: капризная, внезапная, с такой неожиданной и потому невероятно притягательной сменой настроения. С умением властно и беспрекословно то приближать, то сбрасывать с пьедестала, с непонятной до поры, но еще более привлекательной таинственностью, намеками и недоговоренностью. Если бы не ее трагический, известный, но оставшийся за пределами спектакля финал, думается, в будущем за нею тянулся бы длинный шлейф историй о разбитых сердцах и поломанных судьбах.
Пожалуй, в стороне от всеобщего угара — только простая, как садовые грабли, грубоватая княгиня Засекина (Елизавета Прилепская), озабоченная финансовыми проблемами. Только она выбивается из всеобщего круговорота страстей. Так и княгиней-то ее можно назвать с большой натяжкой, так что, Бог с ней.
Пожалуй, можно было бы воспринять всю историю как забавный анекдот о страданиях впервые влюбленного отрока, если бы не тонкая, изящная музыка Василия Тонковидова, легким облаком плывущая надо всем этим хороводом чувств, музыка, прощающая наши вольные и невольные грехи и обещающая, что каждый рано или поздно найдет то, к чему стремится слабым сердцем и трепетной душой, тихо дремлющей до поры, до времени.
И ведь не послышалось же мне: «Любовь – это болезнь и пережить ее надо в детстве»? Вот только надо ли пережить, не лучше ли бережно унести во взрослую жизнь то светлое, хрупкое ощущение счастья и вечной юности, которое дарила нам эта невыносимая, прекрасная, опасная и нежная первая любовь?
Елена Шарова
фото предоставлены пресс-службой ТЮЗа им. Брянцева