Интервью с Александром Галибиным стало для меня, только что пришедшей на работу в редакцию крупной газеты, «боевым крещением». Меня, собственно, и брали для того, чтобы излавливать не очень балующих провинцию известных творческих личностей – тогда никто из журналистов не рисковал «выходить на охоту», опасаясь провала. Но, поскольку театр, в котором Александр Владимирович был тогда главным режиссером, приехал вполне официально, по договоренности на республиканском уровне, то договориться о возможности интервью особого труда не представляло.
Можно сказать, все сделали без меня, моя задача была простая: прийти, поговорить, написать. Простая, но технически затруднительная – у меня даже не было диктофона! Поэтому при согласовании Александр Владимирович – интеллигентный человек, очень дорожащий словом и всем, что оно несет, долго вчитывался в этот опус, вводя меня в ступор от волнения и обычного страха, кропотливо и скрупулезно проверяя каждое слово и вдумываясь в смысл.
«Крещение», к слову, было очень скорым и не сказать, чтоб ободряющим: коллеги посоветовали мне первым делом обратиться за благословением к папе – уже очень известному тогда журналисту, не «одну собаку съевшему» на приезжих знаменитостях. Папа выслушал мою сбивчивую просьбу разъяснить тонкости общения с людьми такого уровня и бодро напутствовал: «Удачи!» Бросил в «воду не умеющего плавать»… И он – человек, который, как сейчас говорят, сделал себя сам — был, безусловно, прав! Позднее, уже чисто интуитивно, я задружилась со всемогущими продюсерами, привозящими именитых артистов, и, улавливая тонкости их настроения и возможностей, так или иначе добиралась до вожделенной звезды…
А результатом я с радостью делюсь нынче с вами!
Я прошу прощения за столь долгий рассказ, но по понятным причинам не могла не вспомнить с легкой ностальгией этот мой «первый бал Наташи Ростовой»…
При упоминании имени Александра Галибина один мой знакомый радостно воскликнул: «Ну как же, Пашка-Америка!», настолько ярко и незабываемо дебютировал молодой актер на киноэкране в 1977 году. Строго говоря, это был и не дебют. Первым фильмом Александра Галибина еще во время учебы в ЛГИТМиКе был фильм «И другие официальные лица», но Пашка-Америка в дуэте с молоденькой и милой Мариной Дюжевой оставил просто незабываемый след в сердцах участливых зрителей. С этого мы и начали наш разговор с главным режиссером Российского государственного академического театра драмы имени А. С. Пушкина Санкт-Петербурга, гастроли которого с успехом прошли недавно в Уфе.
— Ваш герой из кинокартины «Трактир на Пятницкой» вызвал сострадание и симпатию, в то время как попытки нынешних режиссеров привлечь внимание зрителей к нелегкой жизни братков, как бы человечно их ни изображали, вызывают только чувство омерзения и недоумения.
— Я, честно говоря, редко смотрю наши многочисленные сериалы вроде «Бандитского Петербурга» или «Бригады». Жалко времени, хотя, безусловно, там играют талантливые артисты. Что касается старых фильмов, то персонажи в них все-таки идеализированы. Рецидивисты показаны не страшными, а как бы отстраненными от нынешней действительности. Сегодняшний криминал в сериалах реален, узнаваем, и это отталкивает, вызывает тревогу.
— После окончания школы вы, хотя и со второй попытки, поступили в престижный театральный вуз, значит, путь уже был выбран. Понятно, что практически все девочки в то время мечтали стать актрисами. Но как юноша дошел до жизни такой?
— Все было достаточно просто. С первого класса я перепробовал множество кружков в Ленинградском Дворце пионеров: пел, фехтовал, занимался боксом, моделированием, легкой атлетикой, ходил в радиокружок. А в 12 лет, попав в театр юного творчества, понял, что поиск завершен. Коллектив, созданный М. Дубровиным полвека назад, — удивительное явление в нашей жизни. Из него вышло много талантливых людей, в том числе и знаменитый ныне режиссер Лев Додин. Помню, что родители мои к такому выбору отнеслись тогда без восторга, но терпимо. Спасибо им за понимание. Отец, зная мой упрямый характер, сказал только: «Время покажет». Так что особой поддержки у меня не было, мои удачи — это мои удачи, мои шишки — это мои шишки.
— По окончании ЛГИТМиКа вы достаточно стабильно снимались, участвуя иногда в двух фильмах в год. Что заставило уйти в режиссуру? (В 1992 году Александр Галибин окончил режиссерский факультет Российской академии театрального искусства в Москве, мастерская Анатолия Васильева).
— Это был конец 80-х — начало 90-х годов, жизнь резко менялась. Менялось и отношение к профессии актера. В том числе и мое. И я сделал тогда важный для себя выбор.
— Интереснее быть режиссером или актером? А кем труднее?
— Режиссура, в общем-то, содержит в себе элементы актерства, и при этом режиссер — фигура самодостаточная. А насчет трудностей… Можно, конечно, собрать группу одаренных людей, поставить достаточно значимый спектакль, но это будет одноразовый успех. Режиссура — наука, длинный путь во времени. Режиссер ищет точки соприкосновения с миром, строит как бы систему координат по отношению к жизни и к самому себе, выражая свое отношение к миру через спектакль.
— Вы ставили не только драматические, но и оперные спектакли. Я имею в виду «Пиковую даму» на сцене «Мариинки». Не хотите снять и художественный фильм?
— Я поставил еще «Снегурочку» в той же «Мариинке». А фильм, конечно, снять хочу и сниму. Формы реализации могут быть самыми разными.
— Что вам больше нравится ставить — современных авторов или классику?
— Я ставил много современных спектаклей. Не занимаюсь поисками на сцене образа героя нашего времени, он многолик. В пьесе должны быть персонажи, отражающие дух времени, совпадающие с какой-то частью окружающего мира, но такой драматургии, к сожалению, все меньше. Классику я люблю — это на века. Потому поставил «Нору», мне дорога в ней тема семьи, свободы и права человека на свободу, тема красоты человека, через нее пытаюсь передать вечные истины.
— Как вы считаете, будущее российского театра — антреприза или все-таки стационарный театр, а может быть, и то и другое?
— Репертуарный театр, безусловно, будет всегда. Другое дело, что необходимость театральной реформы давно назрела, и театры должны будут выбирать путь своего развития, учитывая, что реформа — это не разрушение, это созидание. В связи с этим должен появиться и другой тип художественного руководителя. Ведь театр — огромный, очень своеобразный организм, тащить его за собой вперед способна выдающаяся личность. Сейчас таких мало.
— Если появляется свободное время, на спектакли каких режиссеров вы предпочитаете ходить?
— Я не хожу смотреть работы конкретного режиссера, если есть свободное время, смотрю постановки, ставшие событием в театральной жизни, которые пропустил по каким-либо причинам.
— Легче работать с актерами, если сам являешься актером?
— В общем, когда знаешь жизнь и по ту и по другую сторону рампы, это помогает, но иногда и мешает. Я мягче там, где нужно проявить твердость.
— Наверное, с каждым театром связаны какие-либо байки, легенды, мистические истории, и «Александринка» не исключение…
— Не могу конкретно рассказать какой-нибудь случай. Но, безусловно, театр — это живой организм. Там, конечно, живут тени людей, работавших на той или иной сцене, в пустом зале слышны шорохи, звуки, скрипы. Это особый мир, мир со своей историей. В будущем году «Александринка» отмечает 250-летие. Указом Елизаветы Петровны она получила статус первого российского государственного театра. Четверть тысячелетия — это почтенный возраст. Наш театр уже не просто театр, это театр-дом, театр-музей.
— В романе Коллинза «Женщина в белом» у одного любопытного персонажа на все случаи жизни была единственная книга «Робинзон Крузо», и к ней он обращался в минуты радости и печали, в ней искал ответы на все вопросы. Есть ли такая книга у вас?
— Да, можно сказать, есть. Это Библия, но я отношусь к ней не как к догме. Это книга, в которой можно найти ответы практически на все случаи жизни.
— Говорят, плох солдат, не мечтающий стать генералом, актер, не мечтающий сыграть Гамлета. Есть ли для Александра Галибина роль-мечта и спектакль-мечта?
— Если бы тот или иной спектакль или роль были мне неинтересны, я просто не взялся бы за них. Тот же спектакль так, походя, не поставишь, слишком много задействовано людей, средств, сил. Если нет увлеченности — нет успеха. Я отвечаю за каждую роль и за каждый свой спектакль.
— В 2000 году вы сыграли очень масштабную, трагическую роль последнего российского царя в фильме Глеба Панфилова «Романовы — венценосная семья». Как вам работалось с Глебом Панфиловым, каким виделся образ Николая II — символом, мучеником, несчастным человеком?
— Я благодарен Глебу Панфилову за возвращение в кино. Для меня на публике появиться как актеру очень непросто, да еще в такой роли. Глеб Панфилов многому научил меня и как режиссера, и как актера. Это человек и мастер, безусловно, талантливый и мудрый. Что касается роли Николая II, для меня последний российский император — прежде всего человек культурный, образованный, преданный стране, семье, много сделавший для России, личность неординарная и глубоко трагичная, человек, взошедший на Голгофу.
— Не тянет ли вас иногда заглянуть в будущее, что-то изменить в жизни?
— Я думаю, жизнь моя идет своим чередом, и внутренне позволяю случиться тому, что должно случиться.
Елена Шарова