ТЮЗ им. Брянцева очень часто воспринимается зрителями, как театр для детей. Огромной ошибкой было бы не развенчать этот миф. Уникальные, очень глубокие постановки ТЮЗа не отпускают внимание зрителя с самых первых минут до окончания спектакля.
Мы встретились с актрисой ТЮЗа, великолепной Анной Дюковой.
Анна, Вы родились в семье артистов, с двух лет — на сцене, Ваша сестра – тоже театральная актриса. Рассматривали для себя другой путь или всегда это был театр?
Лично я для себя не рассматривала. Мне казалось, что все уже определено моей генетикой. Я росла в театре, всегда им увлекалась, хотя параллельно, по настоянию родителей занималась иностранными языками. Родители мечтали, что я не выберу профессию актрисы. Мне кажется, ни один родитель-артист не желает своему ребенку такого нелегкого пути. В душе, конечно, я всегда знала, что больше ничем не смогу заниматься, но ради родителей я поступала в педагогический университет на факультет иностранных языков. Я доказала, что могу, и пошла своей дорогой.
Наверное, если бы у меня не сложилась карьера актрисы, мне было бы интересно работать в этом направлении. Язык — это общение с людьми и своего рода творчество. Но, слава Богу, все решилось так, как и должно быть: я абсолютно на своем месте, и счастлива тем, что сделала этот выбор.
Чем завораживает сцена? Почему не было колебаний, что это -Ваше?
Сцена-это особенный мир, какая-то параллельная реальность. Но без настоящей жизни нет сцены. Это очень взаимосвязанные вещи. Если бы мне задали этот вопрос какое-то время назад, я бы ответила, что это желание переживать чужие жизни и судьбы, желание находиться в игровом самочувствии. Сейчас мне гораздо сложнее ответить на этот вопрос, потому что сцена стала огромной частью моей жизни, это мое спасение, моя любовь, я там себя очень хорошо ощущаю. На сцене мне бывает интереснее, чем в жизни.
Очень многие артисты театра стремятся к тому, чтобы уйти в киноиндустрию У Вас прекрасно получается совмещать и театр, и кино, но предпочтение отдаете театру, верно?
Конечно. Это зависит от массы причин. Если бы я познакомилась с великим режиссером и нашла бы там себя… Но так в моей жизни не случилось. В моей жизни гораздо больше театра, чем кино. Театр для меня гораздо глубже, интереснее, но это не значит, что я не люблю сниматься в кино. Может, это сложнее в силу того, что не очень богат опыт. Театр-это игра на длинную дистанцию. Я считаю, что артист в театре растет. Процесс репетиций здесь гораздо подробнее чем в съемках сериалов, которые заполонили всю нашу киноиндустрию. Но я надеюсь, что мне повезет, и я встречу своего кинорежиссера. Артист без режиссера, без личности, которая поможет ему открыться, сам очень редко раскрывается. Это зависимое ощущение. Когда появляется режиссер, с которым тебе интересно, у которого есть, чему поучиться, на которого ты смотришь, как на человека, знающего гораздо больше, чем ты, происходит некий актерский рост. Поэтому в театре на данный момент мне интереснее.
Есть ли любимые режиссеры, которые видят Вас, раскрывают Вас гармоничнее, чем другие?
Мне очень повезло. Закончив Театральную Академию, я попала в ТЮЗ, и моя первая большая роль была на малой сцене по пьесе Екатерины Садур «Учитель ритмики». Режиссером был Владимир Анатольевич Туманов, ученик Карагодского, очень интересный, страстный, принципиальный. Моя первая большая роль состоялась с этим великолепным режиссером, который пытался в неопытной, неоперившейся студентке открыть какие-то качества сильной, любящей девушки. Он мне очень много дал.
Позже была встреча с Александром Сергеевичем Кузиным. Это тоже режиссер старой школы, мэтр. С ним мы репетировали «Бешеные деньги» Островского. Спектакль с успехом шел 19 лет и не устарел ни на секунду. Я считаю, что хороший режиссер должен обладать знанием психологии женщины. Что Туманов, что Кузин открывали для меня во мне самой такие черты, которые в обычной жизни, возможно бы и не проявились. В потаенных уголках нашей души живет очень много всего. Хороший режиссер умеет это увидеть, объяснить и вытащить из актрисы. Артист без режиссера, я считаю, не может существовать в полную силу. Необходимо доверие, безусловно. И в этом тоже работа режиссера-провести нити между людьми, персонажами, командой. Если он это выстраивает, то получается все. Артист как ребенок, он очень откликается. Если режиссер умный, тонкий, то в его постановке артист никогда не будет выглядеть глупо. Тут еще важно, насколько он сможет открыться и поверить.
Недавно прогремела великолепная премьера постановки «Лес» по Островскому, где Вы блистательно исполнили роль Раисы Павловны Гуриыжской. Как сложились отношения с Уланбеком Баялиевым?
Уланбек сначала поставил в ТЮЗе «Зимнюю сказку» Шекспира, с этой постановкой мы объездили пол-России. Встреча с Уланбеком тоже стала для меня очень теплой, яркой и ценной. Он ученик Женовача, к театру относится очень трепетно, с глубоким погружением, фантазией и любовью к артистам. Когда я читала «Лес», не понимала, что я там могу нового для себя открыть, что я могу сказать. История достаточно банальная: взрослая женщина влюбляется в молодого человека. Сейчас этим никого не удивить. Сейчас столько пар, которых вопрос возраста не смущает. Наверное, тогда, в 19 веке, это был какой-то нонсенс, и, может быть, было дико и смешно. Но по мне, это не смешно, это трагично. Уланбек предложил такой театральный язык, в котором сюжет Островского абсолютно не теряется, наоборот, приобретает пикантную краску. Весь мир-театр, все мы в нем актеры…
Недавно среди наших читателей возникла полемика по поводу того, что зрители пришли на спектакль и ничего не поняли, уйдя с ощущением разочарования. Кому здесь нужно задавать вопрос, зрителю, что он недостаточно глубок, чтобы понять, или режиссеру, который не смог донести свое вИдение зрителям?
Мне кажется, что тут нужно задавать вопрос всем. Если зал разделился на две части, когда одна часть понимает, в восторге, а вторая – нет, значит, это всего лишь дело вкуса. Кто-то любит арбуз, а кто-то любит мясо. Это, наверное, вкусовщина. Но бывают такие спектакли, когда действительно, и непонятно, и скучно, и мертво. Когда зал объединяется в одно ощущение, что мы смотрим что-то ни уму, ни сердцу, тогда нужно задавать вопрос команде, которая работала над этим спектаклем. Сейчас очень любят делать спектакли не по драматургии, а по прозе. Берут, например, огромный роман. Из этого романа нужно выбрать какую-то тему, на которую мы сегодня будем разговаривать. Зачастую писать хорошую инсценировку могут очень немногие, чтобы и сюжет был понятен, и характеры раскрыты. И здесь случается, возникает ощущение, что, вроде, и читал даже, но не можешь сопоставить свое впечатление от романа к этому спектаклю. Я считаю, что театр-это в первую очередь драматургия. Не зря же пишут пьесы, роли… Бывает недопонимание, но тут вопрос ко всем, мне кажется.
Много лет Вы работаете в ТЮЗе. Чем на Ваш взгляд, уникален этот театр?
Я думаю, здесь на первом месте стоит молодость. Молодость в зале. Ощущение того, что в зале сидят юные зрители, это дает особую энергию. Детей очень трудно обмануть, у них есть какие-то вещи, которые они точно знают: колокольчик-это цветочек, белое-это белое, черное-это черное… С одной стороны, работать сложно, даже не из-за количества спектаклей и утренних, и вечерних, а из-за ощущения, что иногда выходишь на сцену и думаешь, что ты детям не нужен. Дети самодостаточны. Чтобы завоевать их внимание, нужно в себе что-то включить. И, конечно, это только честная работа. Во взрослых театрах взрослый зритель, он готов принимать. Поэтому очень манко работать во взрослом театре. Там тебе не надо тратить лишние силы на то, чтобы привлечь внимание. С другой стороны, молодая энергия не дает тебе увянуть, стареть. Артисты ТЮЗа даже выглядят очень молодо, наполняясь этой энергетикой.
И, конечно, репертуар. Я не уверена в этом, но думаю, что ни в одном взрослом театре нет такой палитры ролей. Навряд ли я бы сыграла столько ролей мирового репертуара в других театрах. В ТЮЗе у меня это счастье есть. И количество, и качество, и разнообразие.
Какие герои Вам интереснее, положительные или отрицательные?
Все интересны… Отрицательные роли, это кто? Какие-нибудь злодейки и стервозные женщины? Все интересно. Отрицательные роли, наверное, всегда ярче. В каждой роли нужно искать что-то противоположное. Если роль положительная, нужно искать, где червоточинка. Мы ведь живые люди, идеальных людей нет. Как и стопроцентных злодеев. Везде есть нюансы.
Есть ли героиня, которая Вам наиболее понятна?
Все мои героини становятся мне родными. Если бы они были мне не понятны… Хотя, есть одна женщина, которая мне не понятна, я о ней сейчас рассажу. Все героини, с которыми я знакомлюсь, которыми потом я становлюсь, должны быть мне понятны, иначе от какого лица я буду говорить. Хотя это мои руки, ноги и голос, я пытаюсь мыслить, как моя героиня. Поэтому, все мои героини, и в спектакле «Контракт», и тетя Йос из «Зима, когда я вырос», и Гермиона из «Зимней сказки», Екатерина Николаевна из «Подростка», они все становятся моими подружками. Каждая героиня меня чему-то учит, а я даю им жизнь.
А не понимаю я героиню из романа «Отцы и дети», где я играю Одинцову Анну Сергеевну. Я эту женщину очень долго не понимала. Эту роль я играла лет десять, и только недавно я начала понимать, что она за человек. Но это не точно (улыбается).
В чем задача искусства, на Ваш взгляд?
Конечно, сделать мир лучше и чище. Я не знаю, зачем остальные становятся артистами, но помимо того, что я всегда любила играть, я всегда считала, что есть у артистов какая-то миссия особенная. Эта мысли всегда держала меня на плаву. Когда казалось, что все скучно, неинтересно, что нет ролей, режиссеров, что ставят какую-то ерунду… Внутри всегда было желание говорить о хорошем, даже через отрицательные роли. Надо делать мир лучше.
Со временем меняется ли публика, нужно ли искать новые подходы к ней?
Зритель менялся. В конце90-х – начале 2000-х, когда я только начинала актерскую жизнь, залы были пустые. Народ в театр не шел. Возможно, хлынули фильмы с Запада, начали работать видеопрокаты… Но для меня невозможно этим заменить театр. Я верю в то, что, когда не знаешь, что делать-иди в театр! Когда ты не можешь с чем-то разобраться, принять решение – иди в театр! Обязательно найдется ответ. Возможно, не с первого раза, но найдется.
С 2000-го было жутковато, потому что зритель был очень невоспитанный. Летели какие-то бутылки на сцену, это было совершенно неприятное ощущение, но все равно нужно было переступать и нести людям радость и свет. Это была хорошая школа. Потом вдруг вернулось трепетное отношение зрителе к сцене. Это прекрасно, когда зал и артисты на одной волне, одинаково реагируют на события постановки. Но идти за залом, заигрывать с ним – не задача артиста. Если зал не понимает, то не нужно, мне кажется, опускаться до такого восприятия — нужно постараться подтянуть до своего ощущения. Сейчас, мне кажется, такое время, когда театр необходим.
Как зритель, Вы часто посещаете театр?
По мере возможности стараюсь бывать на спектаклях. Я люблю и мюзиклы, и балет, и оперу, но, конечно, чаще хожу смотреть на своих товарищей, драматических артистов.
Что для Вас Петербург?
Однажды я ехала по Петроградской стороне и увидела вывеску ресторана, там было написано «Питер». Я начала говорить: «ПитерПитерПитер…» и получилось «пиТерпиТерпиТерпи…». Для меня это слово связано с терпением. Я очень люблю Петербург и когда он серый, и когда идет дождь, я люблю, когда он солнечный… Это великий город. Хотя я и не здесь родилась, почему-то где-то в глубине души всегда знала, что буду жить в этом городе. Может быть, из-за того, что я читала, из- за Достоевского, Пушкина, в своих мечтах я всегда знала, что буду здесь жить. Хотя, здесь непросто. И по климату, и по плавности, тягучести жизни. В этом есть своя, особенная прелесть. Это мой любимый город.