В начале октября ТЮЗ имени А. Брянцева порадовал петербургских театралов весьма неординарной премьерой: «Левша» Николая Лескова — произведение, редко появляющееся на театральных подмостках. Ну и, чтобы поставить на сцене драматического театра прозу, требуется известное мужество, которого, впрочем, Баатру Колаеву — заслуженному деятелю искусств Калмыкии, главному режиссеру Абаканского русского театра М. Ю. Лермонтова не занимать: не далее, как в этом же году его спектакль «Расемон» по рассказу японского писателя Рюноскэ Акутагавы «Ворота Расемон» с успехом был показан в рамках XXVI Международного театрального фестиваля Театра юных зрителей им. А.А. Брянцева «Молодёжь. Театр. Фест».
После естественно волнительной премьеры режиссер любезно нашел время, чтобы ответить на несколько вопросов.
Баатр, почему все-таки Лесков?
Я уже встречался с Лесковым, работал с ним в театре кукол, делая спектакль по его рассказам. Тогда мне сразу понравился его необыкновенно образный язык.
Как ни странно, казалось бы, «Левша» — известное произведение, знакомое нам еще со школы, но его очень мало ставят в театрах. В ТЮЗе мне сказали: «У нас не то, что «Левши», у нас и Лескова еще нет». И сразу согласились на это название.
Произведение оказалось очень сложным. Дело в том, что там присутствуют исторические личности — Александр I, Николай I, Матвей Платов — герой Отечественной войны 1812 года, тульские мастера — также хорошо известны. Там упоминается и наш Сестрорецк… А существует и настоящий Левша, он живет в Новосибирске, он действительно подковал блоху, на Манежной площади есть его музей, где на эту блоху можно посмотреть — словом, это ожившая мифология.
На первый взгляд, казалось бы, это история забавная, интересная, смешная, но если рассмотреть ее суть глубже, то речь идет об истории настоящей и об ответственности человека за свои поступки: думаю, подрастающему поколению будет очень полезно знать, какой сложной и интересной она была. И забывать историю нельзя, она для нас — урок: человеческая гордыня может довести до войны.
А еще талант Левши не использовали по назначению, но только по прихоти государя, чтобы лишь перед англичанами похвастаться. Его дар должен был служить во благо отечества. Лесков очень тонко обо всем этом написал, и на то время это было достаточно смелое произведение. Да и сейчас тоже — тут очень много скрытых подтекстов, которые раскрываются потихоньку потом.
Для меня самым трудным было определить жанр спектакля: Лесковым он определен как сказ, сказание, повествование, былина, у нас же получается фантасмагория. Нам было очень трудно репетировать. Но это очень хорошо, потому что когда есть сопротивление материала, тогда возникает настоящая работа. Когда все происходит легко, тогда получается легковесность.
Я очень благодарен всей нашей большой команде: Фагиле Сельской — за костюмы, Ирине Вторниковой — за свет, Максиму Пахомову — за работу по пластике, Анатолию Гонье — за музыку. Словом, над этой постановкой работал весь театр, здесь еще и замечательные цеха. Все было сделано в очень сжатые сроки: я восхищаюсь и мастерством актеров.
Как к вам пришел образ большого корабля — единственной декорации — трансформера?
Все упоминается в самом произведении: Левша плывет из Англии на корабле, а здесь уже, в Петербурге, едет в больницу на телеге, есть и дилижанс. Наш корабль немного напоминает Ноев ковчег. Есть движение посолонь и против, а наш ковчег движется в неправильную сторону. Вдобавок он еще и в землю врос, не движется.
Я предложил идею, а далее мы вместе с художником этот образ завершили. Нам не хотелось, чтобы он был бытовым объектом, не хотелось делать заборы, палисадники… Хотелось сделать образное решение. Со сценографом Игорем Капитановым я создаю уже третий спектакль, и мы отлично понимаем друг друга. Он — большой мастер, окончил Школу-студию МХАТ… Игорь — патриарх отечественной сценографии. Очень дотошный, никто так меня не мучил как он, все время спрашивал, про что я делаю спектакль. Я ему практически сдавал экзамен, а он проверял меня на вшивость — я ему все про Александра I рассказывал, про эту эпоху… Ему было от чего оттолкнуться.
В вашем спектакле блоха приобретает несколько инфернальный зримый образ, свои историю, свое действие. Откуда такое решение?
Сначала мы думали сделать видео, но потом отказались от этого решения — видео сейчас используется в театре очень часто и начинает надоедать. Нам хотелось сделать драматический спектакль, безо всяких чудес: здесь колосники не крутятся, сверху ничего не спускается — все предельно простое, все держится на сюжете и на актерской игре. Но в этой простоте, как мне кажется, и есть сила театра — не в чудесах, если чудес слишком много, это уже цирк.
Потом мы подумали: а может, сделать куклу блохи — я с куклами работал уже, но для этого нужна сама кукла, нужен специальный свет, человек, который будет ею управлять…
И мы решили: раз это драматический спектакль, значит, все сделаем живым планом.
И да, она инфернальна, она фактически губит мастера: Англия и Россия всегда жили в противостоянии, которое длится уже несколько веков. Если копнуть, многие войны спровоцированы Англией, которая стравливает страны между собой. А блоха-то — из Англии! Борьба между добром и злом идет очень и очень много лет, идет и сейчас… Блоха — тьма, которая может погубить человечество, как в ковид людей убивали мелкие невидимые микробы.
Смотря спектакль, задумалась очередной раз: свое надо ценить, а не тащить все с Запада…
Лесков писал про это много раз, но дело в том, что маленького человека часто не замечают, он теряется в большом механизме государства. А ведь у нас есть все: и это тоже одна из тем, которые поднимает это произведение — оно очень многогранно!
Каждый раз, когда мы читали и репетировали, оно постепенно открывалось новой гранью, возникали все новые ассоциации.
Примерно все, что мы задумали, удалось воплотить. Теперь дело — за зрителем.
Елена Шарова
Фото предоставлены пресс-службой ТЮЗа им. А.А. Брянцева